Ожидая на остановке утреннего автобуса до метро, я думал так: «Сегодня не буду брать билета. Довольно с меня. Сегодня точно не буду. Хоть бы мне для этого пришлось руки в карманы спрятать, хоть бы воды пришлось в рот набрать – не буду и все тут. Только бы мне удержаться сегодня, только бы не поддаться вновь этому глупому искушению. А потом, мне ведь уже и отступать-то некуда. Все карманы битком набиты билетами от прошлых поездок, а других карманов у меня нет».
      Автобус не опоздал. Минут через пять он выехал из-за поворота и медленно стал приближаться к остановке, на которой стоял я и еще несколько желающих. Сейчас мы в него сядем, и вот тогда начнется. Опять будет та же самая кондуктор, которая меня уже давно запомнила, это как пить дать. Она когда подходит ко мне, всегда спрашивает одно и то же: «А вы, молодой человек, не хотите билет приобрести?» И ведь что главное-то! Она же мне это так грустно говорит, такая печаль у нее в глазах в тот момент, а все оттого, что она знает совершенно точно, что сейчас я опять полезу в карман и опять оплачу этот чертов проезд! Каждой родинкой на своем теле я ощущаю, сколь сильно утомило ее все это однообразие. Я вижу лучше, чем может видеть самый близкий ей человек, сколь страстно ей хочется хоть один раз, но разыграть как-нибудь иначе этот каждодневный утренний сценарий. Должен сказать, что уже давно к каждому из своих пассажиров она обращается с этой немой просьбой, на каждого из них ее глаза смотрят с великой надеждой, но никому и в голову не приходит, что именно она пытается им сказать? Одни спят, другие читают «МК», одним он приходит по почте, другие покупают его с рук. Все заняты своим делом, и лишь я вижу как на ладони, что на самом деле творится в салоне автобуса.
      Думаю, что сначала я был для нее таким же, как и все остальные пассажиры, но однажды мы долго смотрели друг другу в глаза, и вот тогда-то она и поняла, что о ее тайных желаниях я уже успел узнать ровным счетом все. И что же? Теперь она стала подходить ко мне с еще большей надеждой, с еще более крепнущей всякий раз уверенностью, что однажды я таки выкину нечто необычное, о чем сама она просить не может, но чего желает ну очень сильно!
      - Кому билетик? Кому билетик, граждане? Есть за шесть рублей, есть за десять. Кому билетик? Не желаете билетик? – это ее голос – мягкий, но уверенный, звонкий, совсем не грубый, как часто бывает, но даже нежный немного. Сейчас она обращается к мужчине, держащемуся за поручень и по-утреннему равнодушно смотрящему в окно.
      - Что? Ах, нет, спасибо, у меня уже есть один, – отвечает он, как будто опомнившись. Он, видимо, подумал, что она уже не в первый раз к нему обращается, а он не слышал, потому что задумался.
      - Ну, так что же, что есть? Купите еще.
      - Еще? Ладно, давайте, по чем, вы говорите, они у вас сегодня?
      - Есть по шесть, по десять тоже есть. Вы первый-то за сколько брали?
      - За десять брал.
      - Значит, теперь за шесть возьмите.
      - Давайте, давайте за шесть.
      Он вынимает из пиджака бумажник и расплачивается с ней, а она машинально отрывает билет, благодарит его и идет дальше по салону:
      - Покупаем билеты, граждане, билеты покупаем.
      - А почем у вас билеты? – спрашивает ее другой мужчина. Он высокий, одет, правда, не в костюм, но зато улыбается ей во весь рост. Мне кажется, что он специально ждал, когда она будет проходить мимо него.
      - По шесть и по десять есть, вам за сколько?
      - А вы какой посоветуете?
      Ну точно, он пытается с ней знакомиться. Поговорить ему, видите ли, не с кем с утра! А она молодец, она делает вид, что не замечает его к ней интереса, но по-прежнему остается внимательной и спокойной и отвечает ему так:
      - Это уж, знаете, кто как любит. Кому за шесть нравятся, кому за десять, все по-разному.
      - Ну, а больше-то люди все-таки каких билетов берут, за десять или за шесть?
      - Вы знаете, я думаю, что в конечном-то счете примерно поровну получается. А почему вы спрашиваете, как люди берут?
      - Да я, видите ли, рассуждаю вот как: если, думаю, люди берут, значит, знают. Вот и я хочу взять так же, как люди, ну, чтобы не ошибиться, так сказать, чтобы не прогадать потом.
      - Значит за шесть возьмите, только что вот гражданин за шесть взял. А если не понравится, тогда возьмете другой, а этот вернете. Хотя жалоб вроде не поступало пока.
      А через минуту она подходит ко мне. Сначала она опять долго смотрит мне в глаза, пытаясь понять, не сегодня ли это произойдет, но я молчу. Не без радости выдерживаю ее взгляд и молчу. И в самом деле, откуда я знаю, когда это произойдет?
      - Молодой человек, возьмите билет. Есть по шесть и по десять. – Боже, какой у нее голос грустный, а сколько надежды опять в глазах теплится!
      Меж тем, я продолжаю хладнокровно молчать. Тем более, что мне это нравится. Тем более, что я давал себе утром слово билета сегодня ни за что не брать.
      - Что вы на меня так смотрите? – вдруг спрашивает она. - Если будете брать, значит берите. А нет, так никто же ведь вас и не заставляет?
      И проходит мимо. Ну вот, обиделась, наверное. Что я наделал! Такая женщина хорошая, чужая совсем. Зачем мне было ее обижать? По правде сказать, я думал, она не так себя поведет. Я думал, она станет меня уговаривать, а она не стала.
      - Подождите, давайте-ка я все-таки возьму у вас билетик, – опомнившись, окликаю я ее.
      - Да ладно уж, совсем необязательно это делать. Тем более, если вам не хочется, зачем же вопреки желаниям-то своим идти?
      И вот тут я не выдержал. Тут я сорвался, потому что не мог больше лгать, мне захотелось в один миг высказать ей всю правду:
      - Да хочется мне, хочется! Господи, если б вы только знали, как мне хочется! Если б знали, как я себя сдерживал! Сейчас только на остановке стоял, ждал вас, и думал: «Не буду брать! Сегодня точно не буду!» А в душе-то смятение, разве ж я смогу у вас не взять? И ведь знаю, что не смогу, а все уговариваю себя да уговариваю, не буду, мол, брать, не буду! Да мне, может, больше всего на свете хочется билет у вас купить! Мне, может, другого и в жизни-то ничего не надо, только билет от вас! Смотрю вот, как другие берут и завидую черной завистью. Господи, думаю, как же им всем хорошо-то! Вот если б можно было мне побывать в каждом из тех, кто у вас сегодня билеты брал! Если б можно было за них пережить все те прекрасные чувства, которые им выпало испытать сегодня! А еще мне хочется, чтобы только я у вас всегда и брал билеты, чтобы никто, кроме меня больше не покупал их у вас. Как вы думаете, можно как-нибудь так устроить, а?
      - Отчего же нельзя-то? – отвечает она мне, немного подумав. - Можно, конечно. Вам просто надо объявить на весь салон, что вы за всех сегодня заплатите, кто сколько захочет, а народу-то у нас много ездит, сами знаете. Хотите, можно даже водителя попросить, чтобы в микрофон объявил.
      - Я сам объявлю, - восклицаю я радостно. – Не будем водителя просить! Граждане! Покупайте билеты, кто сколько хочет! Не стесняйтесь, прошу вас! Я сегодня плачу за всех!
      И вот тут началось! Такой шум поднялся! Сотни рук потянулись к кондуктору, десятки голосов стали пытаться перекричать друг друга! Неуспевшие взять билет не хотели выходить на своей остановке, а желающие войти сначала не понимали, что происходит, а когда, наконец, соображали, то в автобус влезть уже не могли. Верных полчаса мы работали сообща, плечом к плечу. Я уверен, это были лучшие полчаса в наших с ней жизнях. А потом вдруг случилось самое страшное, случилось то, что должно было, наконец, случиться.
      - Билеты закончились! – прокричала кондуктор на весь салон так громко, чтобы все могли услышать. – Закончились билеты! Надо ждать, пока подвезут новую партию.
      На несколько секунд в салоне воцарилась мертвая тишина. Слышным оставался лишь мотор, до сих пор тоже все время работавший. А потом изо всех концов салона стали постепенно раздаваться мужские и женские, ничего не понимающие, робкие голоса:
      - Как закончились?
      - Этого не может быть!
      - И сколько же нам теперь ждать?
      Я понял, что случилась катастрофа. Надо было срочно что-то придумать, найти какой-то быстрый выход из неприятно обернувшейся для всех ситуации. Я подошел совсем близко к женщине-кондуктору и прошептал ей на ухо так, чтобы никто не услышал:
      - Послушайте, у меня есть еще, по крайней мере, два полных кармана билетов, которые вы мне продавали раньше. Может быть, мы могли бы использовать их? Думаю, что минут десять-пятнадцать мы с вами еще протянем. Как вы думаете, не очень сильно будут люди ругаться, если узнают, что билеты несвежие?
      Она посмотрела на меня чуть не с любовью, она восхищалась мною и была искренне счастлива, потому что вот оно, наконец, случилось и продолжалось еще в жизни нечто такое, что не каждый день случается, нечто совсем новое, оригинальное, забавное. И за это, я знал это наверняка, она была мне благодарна всем сердцем.
      - Давайте, только тихо, - заговорщически сказала она мне, и я, окрыленный, полез по карманам.