Бежать, непременно бежать. Без жалости и желания, без бога, без страха, без борьбы. Бежать беспардонно долго, без мысли о заднем и без смысла, без возврата к закатам и рассветам, без вопросов, без тебя. Бежать в тень в тот день и час. К созвездиям через терние, чтобы ветер навстречу, да и вообще: до вечера, до встречи! Но мой бог, как тяжек мне мой бег, как долог и нетерпим. Не ровён час – остановлюсь, уставший, и сяду на шишки. И возропщу!
      Я устал и остановился, и принялся глубоко переводить дыхание, сводя от усталости мышцами и судорожно вздрагивая всем телом. Завороженный, захваченный по самое не балуй, я теперь отдыхал, отчаянно вдыхая запах лиственницы, по невероятному стечению обстоятельств столь неоднозначно очутившейся туточки. От восторга дерево раскинуло в стороны свои роскошные, размашистые ветви и благоухало так, что у меня дух захватывало до дрожи в коленках и мурашек между лопаток! Не имея, однако, ни намерения, ни возможности оторваться по полной, я был вынужден пустить нос по ветру и надолго припал глазами к линии гарнизона: что там, за ним? Мой интерес был не праздным, но как бессмысленно и несуразно сразу стало мне, как похотливо и легко, как невозможно!
      Не шутка ли? Мой нос обоняет лиственницу, а глаза глядят за гарнизон, ни разу не извиняясь! Вдруг там все же теплая ванна и темное пиво, телевизор и телефункен, Фуртвенглер и фарингосепт? Вполне ведь может быть, что они скучают обо мне, а я тут стою, отставленный, и нелепо тщусь, как никчемная столовая принадлежность! Я, обласканный лиственницами в лесу и лестницами в небо, полевыми ромашками и перьевыми подушками, горными лугами и нехитрыми городскими лужайками, разве не к ним я бежал всей своей мощью, чтобы уже остаться с ними навсегда? Почему же я торчу здесь, в тени лиственницы, и всё топчу, бессмысленно топчу ногами ее многочисленные шишки? Пусть же те, к кому я так стремился, пришлют мне о себе весть, пусть уж откомандируют кого-нибудь из своего бесславного гарнизона для этой благороднейшей цели! И тогда с новой силой я устремлюсь к ним всем сердцем, рванусь на вырост всей своей несметной душой! Да, я протяну к ним руки и снова обращу на них свой бескрайний взор! Я сделаю шаг навстречу, прыгну с разбега, побегу со всего маху, без жалости и желания, без смысла! Побегу и не вернусь более! Никогда! Пусть только пришлют! Пусть попробуют…
      Но как восхитительно благоухает лиственница! Я не могу, не смею столь легко расстаться с ее запахом, ведь он так заворожил, так захватил меня! Как невозмутимо и спокойно мне здесь, в тот день и час в тени ее роскошных ветвей! А сколь приятно и нежно копошится что-то у меня между лопаток и вздрагивает в обеих коленках! Должно быть, это тишайшая морская гладь, изредко и беспечно тревожимая дыханием свежайшего, предрассветного бриза. Я устал и хочу теперь сесть на шишки. Зачем мне вообще куда-то бежать, а тем более идти? Я хочу остаться здесь! И, пожалуй, останусь, кто мне запретит?
      - Так, ну всё, хватит! – запротестовала лиственница сразу всеми своими листьями, – ты в натуре уже достал тут всех своим неполовозрелым нытьем! Вали отсюда по-хорошему, а то не успеешь оглянуться, как за тобой примчится отряд карабинеров с мигалками! Я лично совсем даже не в восторге от того, как ты тут на все четыре стороны благоухаешь. А если будешь и дальше давить мне на шишки, то придется прислать за тобой еще и отряд санитаров в ватно-марлевых повязках, и вот тогда мы посмотрим, какими будут твои аргументы!
      Вот те раз! Какой, однако, неожиданный исподтишок поджидал меня здесь! Как жестоко я, стало быть, ошибся, проявив слабость и пожелав остаться! Что же мне теперь делать? А вернее, что же мне теперь остается, как не последовать первоначально намеченному плану и не рвануться, не побежать вновь к моим созвездиям через терние, а там – ищи ветра навстречу в поле, поминай, как знали, и всё такое?
      Да, решено! Бежать прочь из этой богодельни без возврата и без вопросов, как преступник и оглашенный! По правде говоря, мне ведь всегда была по душе эта бестолковая боготня? Вот и теперь: мало того, что она вновь близка моему духу, она еще и не чужда моему уму с точки зрения природы вещей и явлений неживой природы, а это весьма важно в таком щекотливом деле, как моё! Кроме того, она всегда дарует мне некое душераздирающее равновесие, в котором даже вечная жизнь перестает казаться мне напрасной и непростой. И значит – мне все же пора, пора собирать лагерь и выдвигаться полнейшей грудью в сторону зияющих амбразур уже охваченного огнем далекого, воинственного гарнизона. Что же, в путь?
      Я наклонился и подобрал с земли пару шишек. Как бессмысленно и несуразно они пахнут, как невозможно!